Михаил Леонтьев: Ситуация
в российской армии, если изменилась, то на сегодняшний момент
изменилась, скорее всего, в целом, в среднем по больнице к худшему и это
неизбежное следствие раннего этапа реформы, причём, начавшейся в не
самый удачный период. Когда реформа планировалась, её планировалось
проводить в достаточно тучные годы, можно было очень многие вещи
компенсировать избыточным финансированием. Компенсировать, здесь:
неизбежные, организационные, структурные, человеческие издержки
деньгами. Сейчас это сделать, как минимум, гораздо труднее, если просто
невозможно.
Значит, что я хочу сказать, что наше военное
ведомство и его новое руководство, вместо того чтобы в результате
победы, а обществом это всё было воспринято, как победа, почивать на
лаврах, визжать от счастья, прекратить всякую, во всяком случае,
рискованную деятельность, обременительную, что оно совершенно адекватный
и совершенно противоположный вывод сделало из того, что оно увидело –
это ему надо поставить в заслугу, безусловно.
Теперь по поводу, я
начну с конца – с реакции на эту реформу. Огромное количество военных
специалистов, уважаемых, и не очень уважаемых, журналистов, людей,
болеющих за армию, людей связанных с армией, воют благим матом. Я сразу
хочу оставить за скобками то, что наше военное ведомство очень слабо
объясняет, что оно делает. Потому что все вопросы, по которым я получил
объяснения, эти объяснения были либо полностью удовлетворительными,
либо, во всяком случае, они говорили о том, что явно это никакой не
бред, не идиотизм, не потуги невменяемых реформаторов, а это есть некая
логичная позиция, которая может оспариваться, может не оспариваться, но
она точно не является заведомо неприемлемой. Это выверенная, обдуманная
позиция и за неё принято решение.
Есть несколько таких косвенных
признаков. У нас все предыдущие реформаторы в основном начинали калечить
боеготовые части. Вот больше никого и ничего, потому что они есть, а
остальное под большим вопросом, есть ли оно, существует ли оно? В первую
очередь там воздушно-десантные войска. Показательны две вещи,
во-первых, что воздушно-десантные войска оставили в покое – это уже
говорит о том, что эти люди не являются безответственными фантазёрами и
прожектёрами, как некоторые пытаются представить. И этими войсками
руководит господин Шаманов, потому что при прочих начальниках, которые
не вызывали такой дисинкразии у болельщиков за армию: Шаманов занимался,
прости Господи, даже не буду говорить чем, в Ульяновской области, а при
Сердюкове он вернулся в армию и сначала ведал боевой подготовкой, а
теперь руководит воздушно-десантными войсками. Тем он и должен
заниматься – он блестящий генерал. Это очень, очень показательная вещь. И
то, что Калмаков (или я не знаю, кто) является первым заместителем
Министра обороны можно говорить, что Сердюков, безусловно, не является
военным авторитетом. Он и не стремится быть военным авторитетом. Более
того, я могу сказать – никакую реформу в нынешней армии в нынешнем
состоянии никакой военный авторитет совершить не может. Это должен быть
человек свободный от армейских связей, от армейских традиций и даже от
личных отношений с армией, которые имеет любой человек, в общем, армию
любящий, к армии лояльный, прослуживший там долго, потому что, то, что
делается, делается безумно больно. Это нельзя сделать изящно и красиво
просто потому, что это структура в миллион с лишним человек. И эти люди,
в значительной степени своей, раз-ло-жи-лись. А разложила их та
ситуация, в которой находятся Российская армия. Я видел такую штуку:
«Структура военного округа» – там были квадратики и обозначены все
элементы этой структуры (все направления, части, подразделения,
соединения и т.д.). Красненьким там были заштрихованы те части, где
существуют (это даже не то, что они полнокомплектные), просто существуют
военнослужащие, которые несут воинскую службу. Из тысяч квадратиков
заштрихованы были 5.
Вот как существует и чем занимается всё это
(!) – это надо себе представить! Надо себе представить, почему эти
люди, которые сейчас катят бочку на Сердюкова, почему они не выли и не
бегали по потолку, наблюдая, как в течение 20-ти лет, практически, вот
это всё разлагается?! Хороший честный офицер, может быть, даже имевший
боевой опыт когда-то, когда он годами приходит на построение в часть
(если он ещё туда приходит), а потом идёт неизвестно куда. Хорошо, если
не расхищать имущество! Потому что, сколько лет можно не расхищать
имущество, которое никому не нужно и гниёт на складе?! Это ответ на
вопрос, почему эта армия не перевооружалась. Склад перевооружать?!
Ханурика, который стоит при складе и охраняет его? Почему эта часть не
востребовала нормальных людей, а вполне удовлетворялась (эта структура)
дохляками, доходягами, которых ухитрялись поймать и затащить в армию?!
Потому что всем остальным хватало физической силы и сноровки уклониться
от этого. А там больше никто и не нужен, на самом деле. Кроме,
естественно, есть части боеготовые, есть куски, остались они – я их
сейчас вынес за скобки, но их мало. Сделать это реально живой армии –
значит, спасти её, потому что так продолжаться не может. Так (!) мы
следующую войну Грузии проиграем. Грузины возьмут Москву.
Для
того чтобы понять, зачем и как это делается... У меня была первая мысль:
«Ребята, не было этой реформы... сейчас кризис, это создаёт жуткую
социальную напряжённость – Вы же уважающие себя офицеры!». Потом, то,
что там невнятно проговаривается, что, куда, с кем будет. Люди, которые
должны это проговаривать, не всегда это умеют, не всегда хотят – других
людей нет, нет других писателей. То, что там будет огромное количество,
неизбежно, всяких абсолютно диких и мерзких вещей я не сомневаюсь,
потому что иначе это просто некому делать. То, что, например, отбор
офицеров, которые остаются, то, что он будет оптимальный, что будут
оставаться лучшие, самые мотивированные, самые способные, а худшие,
наоборот – уйдут, отнюдь не факт, что так будет. Но это не повод ничего
не делать. Я хочу сказать, что любая реформа в том состоянии, в
котором находится армия, любая реальная реформа (не профанация её, как
было до сих пор) должна была вызвать боль и визг. В этом смысле боль и
визг является косвенным свидетельством, что это реальная реформа. Идея,
что нужно отложить её до новых времён – не работает, потому что она
исходит из понимания людьми, в том числе и политическим руководством,
что России нужна сейчас. Что бы они ни говорили там, в декларациях:
«Вероятность глобального конфликта резко снижается!..». Ничего она не
снижается никуда – мы много раз об этом говорили. Они понимают, что
России армия нужна и нужна армия, а не её местоимение. И то, что сейчас
пошло перевооружение армии... Вот сейчас у нас бригада Майкопская,
по-моему, которая в Абхазии находится: там батальон танковый, который
вооружён танками Т-90А, а не тем, простите за выражение, хламом, с
которым мы, как видно было по телевизору, вступили спасать братский
осетинский народ. Впервые армия начала получать самолёты. Новые. Взамен
убывающих, потому что тут выяснилось, оказывается, что у нас половина
парка основных наших истребителей МИ-29 просто не могут летать. Другое
дело, что некоторые из них, при некотором ремонте ещё и полетают, а
некоторые уже нет и никогда.
Вообще считаю, что одно из средств
борьбы с кризисом, что в России есть возможность, необходимость и
целесообразность наращивать оборонную силу, в первую очередь, по
перевооружению собственных вооружённых сил. И это способ, между прочим,
создать эффективный государственный спрос, создать рабочие места,
изменить структуру экономики, потому что в рыночной экономике оборонные
усилия, они носят системообразующий характер, потому что эти технологии,
эти ресурсы, и эти мощности могут быть реально задействованы на
производство гражданской продукции. Могут. В отличие от советских, где
это было сделано в плановом принудительном порядке. Здесь они просто не
могут не быть задействованы, если на то есть экономическая
эффективность, спрос. То есть, это всё связанные вещи: эти стоны о том,
что «куда идёт гособоронзаказ?». А вот в эту, значит, предыдущую
структуру вооружённых сил закачивать гособоронзаказ – это всё равно, что
топить его в море. Поэтому в среднесрочном плане ситуация сейчас хуже и
с моральной точки зрения. Потому что можно понять этих офицеров и
людей, которые воют, кричат и бьются в истерике, я тоже понимаю.
Есть
проблема глобальной пропаганды армейской реформы. Не очень легко выйти и
сказать: «Ребята, Вы о чём воете? Мы армию разрушаем? А Вы покажите,
что здесь разрушать-то. Вы вообще представляете, что на самом деле
происходит с ней?». Я не уверен, что громко и всему обществу надо эту
правду надо говорить. И не уверен, что это ошибка пропаганды. |